— Почему ты лаяла? — спросил Ковок-ма.

— Я не лаяла. Я смеялась.

Дар зашипела, подражая оркской манере смеяться.

Ковок-ма улыбнулся.

— Ты… — Он помедлил. — Не знать слово, как говорят вашавоки. Га нат гуша.

— Я — гуша? Что это значит?

— Ты делать странные поступки, такие поступки, которые делать меня хиссав.

Ковок ма зашипел, изображая смех.

— Так я смешная?

— Может быть, это верное слово.

— Я рада, что развеселила тебя.

Если Ковок-ма и уловил насмешку в тоне Дар, он этого не показал.

— Не умно есть идти одной.

— Я иду одна, потому что не могу поспеть за остальными. Зна-ят мне чуть не оторвал ногу.

— Ложиться, — распорядился Ковок-ма.

— Зачем?

— Нат тва гуша.

«Не будь смешной?» — подумала Дар и догадалась, что слово «гуша», наверное, означает не «смешная», а «глупая».

Она растерялась, постояла немного, но все же улеглась посреди дороги. Ковок-ма опустился рядом с ней на колени и приподнял подол ее юбки. Дар забеспокоилась и попыталась помешать ему, но Ковок-ма, похоже, даже не заметил этого. Дар перестала сопротивляться. Лежала и надеялась на то, что ее тело для орка не обладает привлекательностью. Руки у Ковока были здоровенные, с длинными когтями, но пальцы прикасались к распухшей лодыжке Дар бережно, нежно. Мало-помалу Дар расслабилась.

— Ничего не порваться, — заключил орк, внимательно осмотрев девушку. Затем он вытащил из поясной торбы только что сорванное растение с большими листьями, покрытыми пушистыми волосками.

— Это найимгат. Пожевать этот листок, но не глотать.

Дар взяла у орка растение и понюхала. Листок издавал сильный приятный аромат. Дар взяла его в рот и стала жевать. На вкус листок оказался горьким, у Дар выделилось много слюны. Язык у нее онемел, и она с трудом сглотнула слюну.

«А вдруг те травы, которые орков лечат, человека могут покалечить? — подумала она. — Ну да ладно, поздно уже переживать…»

Онемение начало охватывать все ее тело. Когда она выплюнула листок, у нее сильно кружилась голова.

— Пойдем, — сказал Ковок-ма. — Отдыхать в тени.

— Я не могу отдыхать. Я должна идти дальше.

Но, произнося эти слова, Дар уже сомневалась, что сможет идти. У нее все плыло перед глазами, ей даже встать было трудно. Попробовала сделать шаг — и пошатнулась, и едва почувствовала, как орк поддержал ее.

Когда Дар открыла глаза, начинало смеркаться. Она лежала в придорожной березовой рощице, но не в том месте, где Ковок-ма дал ей целебный листок. Она почувствовала запах дыма и услышала мычание волов и голоса людей. Дар села.

Ковока рядом не было.

«Наверное, он меня сюда принес, — подумала Дар. — Но почему? Он отвечает за то, чтобы никто не отстал от строя?»

Она в этом сомневалась. Ребра у нее болели — как будто ее побили.

«Наверное, он меня на плечо забросил и так нес», — решила она.

Раненая нога побаливала, но могла сгибаться. Дар встала. Боль не отдалась выстрелом в бедре.

Лишь едва заметно прихрамывая, Дар пошла в ту сторону, откуда доносились голоса. Дорога повернула — и перед ней предстал лагерь. Нена и Кари возвращались к кухонному шатру после того, как отнесли еду оркам. Тарен увидела Дар и поспешила ей навстречу.

— А мы думали, ты уже не вернешься. Как ты добралась сюда?

Дар решила не рассказывать про Ковока.

— Я отдохнула, и боль в ноге почти прошла.

— Это Карм сберегла тебя, можно не сомневаться. Пойдем, поешь чего-нибудь. Проголодалась небось.

Дар села есть кашу и поймала на себе удивленный взгляд мерданта Тига. Она сделала вид, будто не замечает, что он смотрит на нее. Потом она пошла к спальному шатру. Там лежала Лораль. Она тихонько стонала.

— Тебе нехорошо? — спросила Дар.

— Просто спина побаливает, — ответила Лораль. — Я уж думала, больше не увижу тебя.

— Я здесь. Добралась.

— А я весь день думала про то, как я с тобой обходилась, — призналась Лораль. — Прости меня. Не твоя вина, что ты нравишься Колю.

— Я ему не нравлюсь, — покачала головой Дар. — Просто он меня хочет. Это не одно и то же.

— Не отталкивай его ради меня.

— У меня на то есть другие причины.

— Нельзя злить мерданта! Тиг тебя и пальцем не тронул, а ты ведь едва не погибла. Ты должна…

Лораль охнула и застонала.

— Повернись на бок, — посоветовала ей Дар. — У моей матери тоже были такие боли. Я знаю, это помогает.

Лораль легла на бок, Дар опустилась на колени рядом с ней.

— Я рада, что мы с тобой снова подруги, — сказала Дар и стала поглаживать спину Лораль. — Полегче?

Лораль вздохнула.

— Да.

— Хорошо. Такие боли обычно проходят. А если боль не пройдет и станет сильнее, это значит, что тебе пришла пора рожать.

— А если это случится, ты знаешь, что делать?

— Нет, — честно призналась Дар.

11

Дождь начался до зари. Струйки разыскали дырочки в потрепанном полотнище шатра, на Дар стали падать капли и разбудили ее. Вставать вообще-то было рано, но и лежать под дождем не хотелось. Дар села и пошевелила ногой. Боль, похоже, почти совсем прошла. Заворочались другие женщины.

Дождь пошел сильнее, и скоро все промокли. Когда черное небо начало бледнеть, женщины вышли из шатра под проливной дождь. Сих губ слетали облачка пара. В унылом настроении женщины принялись за работу — нужно было подать мужчинам раскисшую кашу.

Потом тронулись в путь. Копыта волов и ноги людей увязали в расквашенной глине, все шли медленно, и Дар не отставала. Из-за отвратительной погоды людям не хотелось разговаривать, все поскучнели, и каждый, похоже, думал о том, какой он несчастный. А Дар месила ногами липкую глину, но думала не о замерзших ступнях и не о плаще, промокшем до нитки. Она размышляла о своем положении.

Она понимала, что загнана в угол. На ее лбу красовалось клеймо, значит, побег стал бы самоубийством. Но и жизнь в полку казалась ей лишь медленной дорогой к смерти. Дар видела, как быстро служба истощала женщин — даже Неффа не была намного старше нее. Женщин было легко заменить, потому и ценили их соответственно. В такой обстановке «щедрость» и «опека» мужчин были пустыми обещаниями. Как Дар ни ломала голову, выхода она найти не могла. И вдруг ее осенило.

Дар стала отставать и дождалась момента, когда ее со всех сторон окружили орки. Увидев в самой последней шеренге Ковока, Дар зашагала еще медленнее. Через некоторое время Ковок-ма поравнялся с ней.

— Тава, Ковок-ма.

Ковок-ма не ответил ей. Он даже головы не повернул.

— Тава, Ковок-ма, — произнесла Дар громче.

Орк посмотрел на Дар. Его голову до бровей покрывал железный шлем, и его зеленые глаза глядели, будто глаза зверя из норы. У Дар сердце ушло в пятки. Она вдруг остро почувствовала, насколько они разные, и собственный замысел показался ее рискованным и обреченным на неудачу. И все же Дар решила не отступаться.

— Ковок-ма, мы можем поговорить?

Орк промолчал, но замедлил шаг. Наконец они с Дар отстали от колонны. Ковок-ма ничего не говорил, и Дар сообщила ему:

— Я хотела бы выучить ваш язык.

— Кам?

«Это, наверное, означает „почему“», — подумала Дар и ответила с легким сердцем:

— Даргу нак гуша («Хорек глупая»).

— Хай. Гуша.

«Не так надо было», — решила Дар.

— Даргу нак мут («Хорек — мать»).

Ковок-ма остановился.

— Зачем вашавоки хочет говорить, как уркзиммути?

— Тва вашавоки («Не вашавоки»), — возразила Дар. — Даргу нак мут.

— Ты не отвечать на мой вопрос.

Дар указала на клеймо у себя на лбу.

— Видишь? Меня пометили, чтобы я не смогла сбежать. Мне придется до самой смерти жить среди уркзиммути.

— И что? Тут и твой сородичи есть.

— Вашавоки не уважают матерей.

— Много уркзиммути говорить, что вашавоки — не матери.

— Но ты думаешь иначе.